Мы идем на Восток как в тяжелом, как сон, сорок первом,
забывая про горечь не нами добытых побед,
нет ни слов и не слез, раскаленные струны как нервы
в этом театре абсурда тишина... да и зрителей нет.
Мы вернемся сюда, мы вглядимся в руины и лица,
если счастье – игра, и к семерке, как водится, – туз,
и рулетка скрипит, и крупье в зеркалах раздвоится
в фимиаме регалий и грохоте бронзовых луз…
Карнавальное зарево
кружит тебя и меня,
ты проклятая пария,
или подружка менял?
Ты подбитая птица
и я лишь подобье крыла –
коридорами Ритца
костлявая нас повела…
Только терний и крест наш девиз и удел, и награда –
только смелому смерть! только слабым похлебка и бред –
мы вернулись туда, где без нас грохотали парады
и стонала земля в колеях золоченых карет.
А часы на кремлевской, на Спасской, над серой брусчаткой –
зорю бьют и святые воспрянут, и факел зажжен,
если поступь тверда значит шаг на века отпечатан,
как строка в мартирологе, в памяти братьев и жен.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэзия : 2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
